Каона еле слышно вздохнула. В последние дни между ней и Рамио легло тяжелое знание и непонятная обида. Не легло даже, а рухнуло, придавив их обоих страшным грузом.

Сначала, когда стражи и целители отвели их в поселок, в воздухе ощущалась огромная радость и облегчение. Рамио нашелся, он жив и пережил свой кризис без всякого ущерба. Но потом всеобщее ликование сменилось гневом и глухим недовольством.

Как отчаянно плакала, касаясь незрячих глаз брата, босоногая девчонка в робе целительницы – его сестра Амиена! Как застонала его приемная мать, не сказав ни слова упрека чужеземцам, но пронзив их наполненным огненной ненавистью взором. Маги! Убийцы! Чего хорошего ждать от них?!

И необходимость присутствия рядом с сыном Каоны Салина приняла с трудом. Стражу пришлось отвести ее в сторону и долго что-то объяснять строгим тоном, прежде чем она перестала пытаться отодвинуть девушку подальше от сыночка.

Рамио опять натянул свой плетеный панцирь, и снова ничем не отличался от обычных парнишек в поселке, кроме цвета волос и кожи. Но Каона все равно видела его крылья так же ясно, как в тот миг, когда они впервые распахнулись над его изогнутой от боли спиной. Видела каким-то новым, непривычным, слегка мутным и двоящимся зрением, пришедшим к ней после напряженного бдения у постели измученного мальчишки.

Вопреки всем ожиданиям, нечетким картинкам в книге Хенайны и старинным легендам, эти крылья сосем не напоминали ангельские. На них не было ни перьев, ни чешуи. Прозрачные и легкие, они больше напоминали крылья стрекоз, только огромные, как парус рыбацкой лодки. Рамио быстро научился распахивать их во всю ширь, приподнимаясь над ложем, и сворачивать в крохотные комочки, скрывающиеся под панцирем и даже просто под рубахой. Он обмолвился как-то, что это похоже на то, как если бы он сжимал пальцы в кулак – только не на руках, а на спине.

Разговор, обещанный старшим Стражем, состоялся не сразу. Около суток незванные гости прожили в Общинном доме, рассматривая Ракушечное только из окон. Амиена пару раз позвала их к трапезе, на которую собирались, кроме нее с Рамио, еще трое учителей из школы и немолодая дурочка, радостно гукавшая над миской. За столом царило тягостное молчание. Рамио был отгорожен от привычного мира своей бедой и своим новым знанием, которое он не мог разделить даже с сестрой. Амиена, в свою очередь, изнывала от бессилия и обиды за брата, не понимая его отчужденности. Учителя, похоже, тяготились предстоящим разговором. А путешественники ощущали себя чужаками вдвойне. В Долине действительно не проживало представителей иных рас, кроме людей.

Наконец, их позвали куда-то. К удивлению друзей, провожатый, парнишка чуть постарше Рамио, очень похожий на него внешне, не свернул ни к залу Совета поселка, ни к школе. Так они впервые оказались в доме Салины, где их уже ожидали Стражи и учителя.

– Рамио поправит меня, если я что-то напутаю, – непонятно начал старший из Стражей. – Насколько я помню, эта история началась много-много веков назад, когда народ орков вознамерился подчинить своей власти весь мир. Наша раса уже натерпелась от правления гигантов и совершенно не жаждала быть втянутой в новые межплеменные распри.

– Поэтому вы отказали в помощи эльфам? – ровным тоном спросила Хенайна, заглядывая снова в свою книжечку.

– Можно сказать, что мы отказали, – усмехнулся Страж. – На самом деле, мы просто скрылись от всех, найдя способ отгородиться от внешнего мира. Наша земля... материк Та-Айю-кери... Огромными усилиями мы освободили его от монстров и опасных животных, восстановили русла рек и очистили от каменных осыпей долины. И после этого наши жрецы нашли способ отделить эти земли от прочего мира, подобно тому, как Алмор отделен от Анара, а Бездна от Девятимирья. Самые крупные поселения артеас находились тогда здесь, на южном берегу Грации. И именно отсюда мы начали свой исход...

При этих словах Хенайна переглянулась с Сейтом. Эльф записывал сказанное Стражем мелкой бисерной скорописью, а Хенайна лишь теребила страницу своей книги. Но Клайд различил записывающий кристалл необычайной мощности, поблескивающий у эльфийки в вырезе зеленой рубахи. Самому магу этот рассказ живо напомнил повествование Грома, отложившееся в глубине памяти странным полуночным бредом.

– Итак, народ артеас покинул пределы всех материков и обосновался в своем собственном, замкнутом мире, где ничто не мешало нам развивать свои искусства, воспитывать детей, никто не пытался изловить нас и заставить выполнять какую-то работу или служить развлечением толпы. Но мы продолжали наблюдать за происходящим в мире и изредка торговать с близлежащими странами.

– Поэтому легенды о крылатых людях продолжали возникать то тут, то там? – кивнул Сэйт, стремительно зарисовывая что-то на листе пергамента. Эмми показала ему стопку своих набросков, слегка покраснев. Эльф сдержал восторженный возглас, вцепившись в пергамент обеими руками. Клайд усмехнулся. Эти двое постоянно делали вид, что помогают друг другу случайно, и оказываются рядом непреднамеренно.

– Да, иногда нам приходилось использовать крылья и это порождало новые и новые легенды и домыслы, – согласился Страж. – Так продолжалось до тех пор, покуда в Грации не наступил раскол.

– Полвека назад, во время Великой Смуты? – уточнила Вивиан.

– Нет, гораздо раньше. Великая смута затронула в основном раздробленный на мелкие княжества Север Грации. А тогда здесь, на Юге, началась настоящая война. Это было около трехсот лет тому назад.

– Триста двенадцать, – неожиданно подал голос Рамио. До сих пор он сидел у окна, безучастно отвернувшись в сторону пасмурного света, пробивающегося из-за осенних туч.

– Благодарю... – Страж смущенно закашлялся, когда Рамио не ответил на его поклон. Он тоже не привык еще к слепоте мальчика. – Итак, триста двенадцать лет тому назад на южные берега Грации напали войска, состоящие в основном из монстров, но возглавляемые тёмными магами разных рас. Захватчики не довольствовались грабежами или властью над городами. Они стремились уничтожить как можно больше местного населения.

– Вот откуда такое предубеждение против магов! – воскликнула Каона, всплескивая руками. – Так у нас в Анаре тоже такие гады есть!

– Да, несомненно, память людей сохранила это нашествие. А вот прочие расы... не знаю по каким соображениям, но их уничтожали особо безжалостно. В тех городах, где власть захватчиков продержалась несколько лет, в живых остались лишь люди, забитые, запуганные и готовые на все, лишь бы избежать жестоких и изощренных наказаний. Стены очень часто покрывали сотни черепов казненных эльфов, гномов и орков, уничтожались также и все полукровки. Особенно яростно пришельцы выискивали артеас. Они пытали местных купцов, старост поселков и всех, кто по их мнению мог что-то знать о нашей расе.

– И вы решили вмешаться и помочь людям? – радостно воскликнула гномишка, до сих пор молчавшая за широкой спиной Кузьмы.

– Да, мы решили вмешаться себе на горе, – помрачнел Страж. – Наша мощь была велика, даже без использования жреческой магии мы без труда освободили эту обширную долину. Но нам так и не удалось узнать, что было нужно от нас захватчикам. А потом сразу несколько наших воинов были захвачены врасплох. Когда мы обнаружили их утром, тела оказались полностью обескровлены, словно высосаны огромной пиявкой.

– Ой! – прошептала Амиена, прижимая к щекам ладошки. Девочку допустили к этому разговору только благодаря категорическому требованию сводного брата, и она старалась сидеть тише воды, ниже травы.

– А на другой день к нам прибыли парламентеры. Их требования были наглыми, словно не мы, а они захватили всю Долину. В случае нашего неподчинения они грозили нам своей магией, от которой у нас больше не будет защиты. В руках у них поблескивали странные кристаллы цвета крови. Мы восприняли их угрозы всерьез и согласились на переговоры. Что такое магия крови, мы знали не по наслышке. Однако, переговорам не суждено было состояться. Измученные люди, почувствовав нашу поддержку, поднялись по всей Долине, хватая в качестве оружия буквально камни и палки, и бросились добивать врага. Флотилия утлых рыбацких лодок настигала их корабли и топила их. Спрятанное доселе заговоренное оружие отправляло колдунов прямо в Бездну, а монстров, появляющихся из выморока, молотили толпы женщин и детей, не давая им даже прийти в себя, покуда волшебная энергия не иссякала и твари не исчезали навсегда. Естественно, мы поддержали людей. Наши воины старались успеть всюду, наши целители пытались спасти раненых и заколдованных... Враг был разгромлен, и все его армии, ждавшие своего часа в горах и в открытом море, были уничтожены одна за другой. Но они успели проклять нашу расу, и победа обернулась для нас поражением, растянутым на сотни лет...

– Магическая болезнь? Медленная смерть? – предположил Клайд.

– Гораздо хуже, – Страж покачал головой. – Это былонастоящее проклятье, которого мы не сумели разгадать. Они прислали нам кристалл, из которого появился фантом их главного мага и заявил, что мы найдем свою гибель от спасенных нами людей. Мы ожидали чего угодно: эпидемии, безумия, восстания против нас, но все было тихо и мирно. Долина оживала. Отстраивались города, рождались дети. Люди постепенно привыкли, что в Долине живет только одна разумная раса. Они начали забывать об эльфах, гномах, орках... Все прочие расы стали для них полусказкой. Реальностью были только они сами.

– И артеас, не так ли?

– Увы, так. Сперва мы чувствовали, что обязаны помочь людям восстановить разрушенное. Нам это не доставляло особых забот, наоборот, служило хорошей школой для подрастающих юнцов. Но затем нас начало беспокоить несовершенство человеческой жизни. Новые правители начали затевать междуусобицы, разрушая построенное, порабощая освобожденных.

– И вы решили стать правителями этого края? – догадалась Эмми. – Пока еще благодарность человеческая не иссякла совсем?

– Если откровенно, то на тот момент она уже иссякла, – сухо возразил ей Страж. – Нам снова пришлось скрывать свое происхождение, ибо люди Долины начали бояться другие разумные расы не меньше, чем монстров. Гномы могли торговать только на горных перевалах, ниже их не пускали. Эльфы вынуждены были оставаться на своих кораблях, не сходя даже на причалы. А орков просто могли обстрелять раньше, чем те дали бы понять, что они разумны.

– Как же вам это удалось?

– Пришлось пойти на хитрость, – сказал от окна Рамио. – Вспомнить древние легенды о Небесном Императоре и устроить представление с молниями, вихрями и сияющей фигурой, шагнувшей с небес.

– Ну надо же... – несколько разочарованно протянула Хенайна.

– Я не стал бы поступать так сейчас, если тебя интересует мое мнение, – усмехнулся Страж, глядя в глаза эльфийке. – Но я знаю, что чувствовали наши предки, принимая это решение. Цветущий край – немного похожий на райскую землю Та-Айю-кери – беззащитные люди, подобные глупым, драчливым детям, возможность взять власть в свои руки и дать людям новые законы, научить мудрости их детей, оградить это королевство от врагов – соблазн был велик.

– И вы поддались ему, – кивнула Вивиан. – Но что же пошло не так?

– Власть... – Страж задумался, словно вспоминая что-то. – Эта сладкая отрава постепенно разъедала наши души. Начав как мудрые и справедливые правители, мы уже через пару поколений докатились до банального деспотизма. Не понимавшие роскоши в своей среде, мы усвоили ее ценность, как показатель высокого ранга у людей. Артеас занимали все важные должности – и образование людей ухудшилось, потому что мы начали бояться потерять хоть кусочек своей власти. Мы изгнали колдунов – тоже из опасения за свою власть. Через сто лет в Долине перестали рождаться дети с магическими способностями. Артеас начали жить двойной жизнью: оставаясь в Та-Айю-кери мы занимались наукой, развивали жреческие способности, читали и писали мудрые книги, создавали произведения искусства. Там жили наши семьи, рождались наши дети. А в Грацию мы прибывали, как взбудораженная толпа солдат вваливается в деревенский паб. Мы жаждали удовольствий, которые несет власть. Мы торопились ими насладиться. Пресыщенные, мы снова отбывали к себе домой. Вместо нас сюда являлись другие. Год, два, десять – и артеас снова тянуло в Грацию.

– Ужасно, – потрясла головой Амиена. – Это были не Стражи! Стражи не такие!

– Конечно нет, – согласился артеас, ласково улыбнувшись девочке. – Можно сказать, что тогдашние артеас и нынешние стражи – это два разных народа. Я стыжусь прошлого, но я горжусь настоящим. Если бы у нас была надежда на будущее... – он вздохнул, кинув взгляд на Рамио. – Впрочем, все по-порядку. Я думаю, вы можете себе представить, каково жилось людям при таких правителях, как наши предки? Одни стремились сделать головокружительную карьеру, другие – бежали прочь. Одни наживались на чужой беде, другие теряли последнее по сиюминутной прихоти. Законы приходилось делать все более и более жестокими, потому что воровство, взяточничество и многие другие преступления расцветали, а науки и ремесла тихо угасали.

Конечно, бунт был неизбежен, и даже наши предки понимали это. И готовились к нему. Но было одно обстоятельство, которое они не учли.

Человеческие женщины...—Страж тяжело вздохнул и запнулся.

– Были для артеас не менее привлекательны, чем крылатые красавицы Та-Айю-кери, – насмешливым тоном закончил за него Рамио. – Не забывай, что я больше не ребенок! – добавил он почти зло. – Мое детство осталось в той пещере, Аррабах!

– Слушаю... – в голосе Стража прозвучала горечь. – Не менее привлекательные, но абсолютно беззащитные перед «детьми Императора», как называли себя наши предки. На них не нужно было жениться. Их не нужно было уговаривать. Можно было выбрать любую на улице – и она не посмела бы возразить. Это и обернулось против нас однажды. Мы были уверены, что союз людей и артеас бесплоден. Но оказалось, что это не так. Просто дети рождаются редко, очень редко. Жизнь этих детей, рожденных вне брака, не знающих отцов, отверженных, была ужасна в нашем «царстве света». Матери обрезали им крылья, стараясь скрыть позор...

– Ваши соственные дети восстали против вас? – изумилась Хенайна.

– Разве не ваши собственные братья воевали с вами? – ощетинился мужчина, но тут же поник. – Конечно, все это было организовано теми, кто был сыт по горло нашей властью. Более сотни лет наши дети... разыскивались по всем городам и весям. Они, их матери, отцы этих поруганных девушек, братья и женихи – все они составили ядро той силы, которая однажды обрушилась на нас. Истиных артеас там было более двух тысяч. А людей – десятки тысяч. Они построили целый пещерный город в Окружных горах.

– И они одолели вас силой? – с сомнением спросил Сэйт. – Ведь правящих артеас было явно больше, к тому же я слышал, что ваши женщины могли сражаться наравне с мужчинами.

– Могли... – Страж вздохнул. – В руки повстанцев попал некий свиток, указывающий, где скрыто мощное оружие против нашей расы. Было это случайно или это продолжалось действие проклятия темных колдунов? Мы не знаем. Но повстанцы узнали, как пользоваться им, и поняли, что могут победить нас. Или отомстить. Они попытались вести переговоры. Внебрачный сын тогдашнего Императора лично отправился к отцу с ультиматумом. Они не требовали ничего неразумного, эти искалеченные дети. Справедливых законов, равенства для всех...

– Он убил собственного сына, – произнес Рамио глухим голосом. – И сделал это очень... жестоко. У принца Эторио была невеста – тоже артеас-полукровка. Не дожидаясь военных действий, движимая отчаяньем, они собрала своих подруг – человеческих девушек и артеас – и привела в действие заклятие, оставленное темными колдунами.

– Она даже успела добраться до императорского дворца, чтобы увидеть свершившееся собственными глазами, – кивнул Страж. – Отчаянная маленькая Аанис, последняя женщина-артеас, – и мужчина покачал головой.

– Они были связани – она и принц Эторио, – глухо заговорил слепой юноша, раскачиваясь всем телом у окна. – Мы забрели так далеко в глубь веков, что не приблизились к правде ни на миг. Вы слушаете легенды, похожие на красивые, немного страшные книги, но по-прежнему не знаете ничего о моем народе.

– Но Рамио! – воскликнула женщина-целитель, которая прибыла в пещеру вместе со стражами.

– Оставь! – слепой властно махнул рукой в ее сторону. – Я решил рассказать им все. Мы не можем действовать обманом, как «дети Императора». Время лжи и подлости давно прошло, – мальчик, выглядящий сейчас на много лет старше своего возраста, покачал головой и замолчал на некоторое время.

– Послушай, парень, – откашлялся Кузьма нерешительно. – Ежли я не путаю, ты в пещере ничегошеньки про себя не понимал, и легенд этих не слыхивал. А теперь шпаришь как по писаному!

– Все верно, – кивнул Рамио. – вместе с крыльями я обрел мою память. Все артеас в час взросления вспоминают историю своего рода. До самых далеких предков, первых, сотворенных Айю, свободных и счастливых в облаках новорожденного Девятимирья. Потом эта память милосердно тускнеет. Но сейчас... я могу ощутить пьяную браваду какого-нибудь «сына Императора», волокущего перепуганную девчонку в первый попавшийся дом. И боль полукровок, которым прижигают основание крыльев, чтобы даже жалкие культяпки не пробивались из уродливых шрамов. И гнев Императора, не желающего признавать своего сына. И казнь принца Эторио – до последнего вздоха.

Каона! – Рамио вздохнул тяжело и отчаянно. – Хоть это все было предсказано, но я считаю, что подло не говорить тебе, что такое связь для артеас. Ты была возле меня в часы взросления, и ты теперь для меня ближе, чем все живущие. Я буду всегда знать, где ты находишься, а ты – где я. И мою боль ты будешь ощущать как свою. А я – твою. Один и тот же воздух в моей и твой крови, в нашем общем дыхании. Но... ты ничего не должна мне. Это я хочу просить у тебя прощения: к сожалению, от этой связи ты не будешь свободна до самой моей смерти. Если бы я знал об этом раньше... – его голос стал сердитым, а кулаки сжались. – Я бы прогнал тебя как можно дальше от себя!

– Рамио! – целительница всплеснула руками. – Эта девочка – ваша последняя надежда!

– Да? – лицо мальчика исказилось нешуточным гневом. – Взрослые видно очень хорошо научились забывать наше прошлое! А я вот помню все очень-очень ясно! Всего два дня как это знание вошло в меня! Вы хотите, чтобы наше спасение снова было построено на обмане, на насилии? Захочет ли эта девочка, которую и так кто-то там зачаровал, провести жизнь рядом со мной? Кто я для нее? Что для нее народ артеас? Вы хотите ее заставить? Улестить? Уговорить? Подкупить? А я говорю – нет! Она свободна и может покинуть меня в любой миг. Если она вернется по своей воле – я буду благодарен ей за это, даже если это произойдет через сто лет! Если нет – вам придется ждать более удачливого правителя.

– Ты у них правитель? – гномишка округлила глаза и рот. – Самый-самый главный?

– Не знаю, – покачал головой Рамио. – Должен был быть, если верить предсказанию о рожденном в сердце бури и скал, с лазорево-золотыми крыльями, – он невесело усмехнулся. – Я расскажу и об этом. Я сам не ведаю, насколько мой народ готов подчиниться мне – ослепшему и отвергающему спасение.

– Не оскорбляй нас, Рамио, – глухо произнес Страж. – Ты будешь править по праву крови и памяти, а не по праву сильнейшего и удачливого.

– Благодарю, – кивнул на звук мальчик. – Но я закончу твой рассказ, хорошо, Аррабах?

– Да, конечно, – возвышавшийся до сих пор над всеми Страж опустился на лавку возле стола и принялся рассматривать лежавшие рядом с Сэйтом наброски Эмми, показывающие разные стадии прорезывания крыльев у Рамио. Лицо его оставалось озабоченным и сумрачным.

– Итак, Аанис, невеста принца Эторио, связанная с ним узами ветра, пережила его казнь как свою собственную, но осталась жива. Она доползла до секретной комнаты, где хранился кристалл с заклятой кровью артеас. Там ее обнаружили подруги. Приведенная в чувство Аанис не проронила ни единой слезинки, она только глухо призывала к мести. И девушки сделали то, что требовал ритуалЮ – Рамио уронил голову, вслушиваясь в бурлящую древнюю память. – Они все погибли при этом, уцелела только Аанис с кристаллом. Почти вся кожа ее была обожжена, но она смогла оседлать своего кугуара и добраться до императорского дворца. Признав в ней артеас, охрана не помела остановить ее. Девушка вошла в тронный зал и расхохоталась, глядя на заседающих там полководцев и министров, недавно присутствовавших при казни Эторио.

– Чему ты радуешься, безумная! – в гневе обратился к ней Император. Он еще никогда не видел женщины-полукровки и не понял, что ее кожа обожжена.

– Я радуюсь свершившейся мести, ибо вы потеряли самое драгоценное в жизни, как и я.

– Кто ты такая? – фыркнул Император. – Я не велю тебя казнить только потому, что мы чтим наших женщин, даже полукровок. Но тебя высекут плетьми за дерзость.

– Можешь казнить меня, если успеешь, сыноубийца, тиран! – выкрикнула Аанис. – У нашего народа больше нет женщин! Вам некого чтить! Сластолюбивые животные, вы последние самцы вымирающей расы! Посмейтесь же со мной! – и она снова захохотала, хотя слезы катились по ее лицу.

Воины-артеас хотели схватить ее, но обожженная кожа прилипла к их ладоням, и они в ужасе разжали руки. Окровавленная Аанис осталась стоять посреди тронного зала. Император побледнел и откинул расшитый занавес, за которым часто скрывалась его любимая жена, изредка прибывавшая в Грацию насладиться положением Императрицы. Именно из-за нее и был казнен Эторио, ибо Император не мог допустить, чтобы слухи о внебрачном принце дошли до царственной супруги.

Увы, Императрица была мертва – раскинув руки и крылья она лежала на своем резном кресле. Через минуту подул легкий свкозняк, и тело несчастной растаяло в воздухе. Вместо него в шелковых одеждах осталась светящаяся голубоватая жемчужина, которую отчаянно схватил Император. Он обезумел от горя, но не смел подступиться к Аанис, опасаясь, что она сотворит что-либо еще.

– Ты убила мою жену! – вскричал он. – Ты отомстила, убирайся же прочь!

– Я убила всех ваших жен, – устало ответила Аанис и опустилась на первый попавшийся стул, потому что ноги больше не держали ее. – Жен и дочерей, потому что наша раса недостойна существовать. Мы унижаем слабых и убиваем своих детей – до такого не доходили даже проклятые богами гиганты. Артеас обречены.

Увы, это оказалось правдой. В течении месяца все до единой женщины нашей расы умерли, оставив после себя зерна светящегося жемчуга. Проклятие не пощадило ни крохотных грудных девочек, ни юных девушек, ни старых матрон. Забыв обо всем, бросив Грацию на произвол судьбы, наши предки отправились на Та-Айю-кери и хоронили, хоронили, хоронили все, что оставалось от умерших – одежду, игрушки, пеленки, любимые книги. А светящиеся жемчужины относили в храмы Айю, где жрецы помещали их в хрустальные чаши. И сегодня эти чаши испускают тревожный, скорбный свет в тайном храме где-то в этой Долине... – Рамио перевел дух. Салина принесла ему теплого молока и погладила по руке. Ей-то было совершенно все равно, есть у ее мальчика крылья или нет. Главно, чтобы он не мучался так, не говорил этим сухим, отрывистым голосом. Но женщина ничем не могла помочь юному артеас. Он допил молоко и продолжил рассказ:

– Когда годы скорби и ужаса миновали, на Та-Айю-кери пришла Аанис. Постаревшая, покрытая ужасными шрамами там, где заживали ее ожоги, она напоминала безумную старуху, но ее глаза все так же горели решимостью. Мужчины на улицах почтительно склонялись перед ней, и все двинулись по ее стопам к храму. Аанис подождала, покуда соберется побольше народу и с трудом произнесла:

– Я хочу попросить прощения у тех невиновных, кого не пощадило пламя моей ярости. Я погубила свою расу, и много лет я оставалась единственной живой женщиной артеас. Я проводила время в молитвах Айю. Сперва я просила даровать мне смерть вместе с моими сестрами. Потом я молила оставить артеас хоть ниточку надежды. И Айю откликнулся на мои мольбы. Знайте, что вы можете заслужить прощение и возродить свою расу, если пойдете смиренно и честно служить тем, кого столько веков унижали и притесняли. Идите к людям, в Грацию, сделайтесь их помощниками, учителями, защитниками. Не посягайте на власть. И собственной власти не будет у вас, потому что нить императорского рода прервется и возродится только после искупления. Мальчик, вступивший в свою взрослость в сердце бури, в сердце камня, рядом с невинным ребенком человеческой расы, будет отмечен лазурно-золотыми крыльями, и по ним вы опознаете свою надежду. До той же поры будут пустовать города Та-Айю-кери и покрываться пылью храмы, зарастут сорняками ваши сады и замусорятся родники. Ни один артеас не смеет вернуться на свою землю до окончания искупления. Только светящийся жемчуг вы должны унести отсюда и сохранить в укромном месте. Без него нашему народу не возродиться.

Так сказала Аанис-полукровка и взлетела под купол храма. Там она сложила свои маленькие, много раз обрезанные в детстве крылья и рухнула вниз головой на алтарь. Так умерла последняя женщина нашего народа, – Рамио облокотился на стену и замолчал, перестав мерно раскачиваться.

– Да, так оно и было, – кивнул Аррабах. – Только я не настолько ясно помню это, как в двенадцать лет. Мы вернулись в Грацию и стали старшими братьями людям. Где было нужно – мы воевали за них. Где требовалось – учили их. Мы передавали их лекарям и учителям свои знания, мы охраняли границы, мы помогали правителям составлять своды законов, но никогда не становились никем, кроме стражей этой земли. Первые десятилетия нас наполняло отчаянье: один за другим умирали наши старики, а знамения искупления все не было и не было. Мы не смели даже приближаться к человеческим женщинам. Казалось, артеас все-таки обречены на вымирание...

– К счастью, женщины сами приблизились к нашим предкам, – усмехнулся Рамио. – Открытые, как дети, любопытные, как элпи и дерзкие, как кугуары, они не могли исцелить от скорби тех, кто помнил гибель наших женщин. Но подрастающие юноши не сумели приказать своим сердцам не биться, правда?

– Да, конечно, – Аррабах слегка улыбнулся. – Молодые влюблялись, и рождались дети. Что мы могли сделать с этим? Это была надежда – или продление агонии.

– Рождались только мальчики? – поинтересовалась Хенайна, завороженно осматривавшая Аррабаха.

– Всегда рождалась двойня, – пояснил Страж. – Мальчик-артеас и двочка-человек. Словно напоминание, словно насмешка. Мы усилили дисциплину среди наших воинов, мы запретили долгие отлучки в города, но совсем прекратить это мы не могли. Нам пришлось решать, что делать с нашими детьми. Если бы мы оставляли их матерям, очень скоро люди узнали бы о нашем происхождении. Конечно, некоторые женщины были достойны доверия, и готовы помочь нашей расе. Но не все оказались такими. Боясь повторения кошмара полукровок, мы приняли решение о подкидышах. Мы брали мальчиков и подкидывали их в селение, расположенное как можно дальше от места их рождения...

– Вы, конечно, забирали детей без согласия матерей? – презрительно оттопырила губу Эмми.

– А что нам оставалось? – пожал плечами Страж. – Мы усыпляли рожениц и всех присутствующих, забирали мальчика, а девочка служила утешением для матери, не подозревавшей о двойне.

– А почему вы не воспитывали своих детей сами? – изумилась Каона. – Ведь вы должны были очень-очень любить их!

– Мы идем долгим путем смирения, – пояснил Страж. – Наши дети должны были продолжить этот путь служения. Воспитанные в наших башнях, они могли вырасти заносчивыми, презирающими людей. А вот выросшие в Общинных домах, они ощущали себя людьми в той же мере, что и артеас. Тем более, что память предков приходит ко всем нам, от нее невозможно отгородиться или отказаться. А знание человеческой жизни можно только воспитать с годами.

– Вы создали институт Общинных домов? – уточнила Вивиан.

– Нет, мы только расширили его. Сделали так, чтобы Общинный дом появился почти в каждом поселке. И наши учителя стали обучать подкидышей, чтобы знание о нашей расе не обрушивалось на неподготовленных детей. Заодно мы тренировали мальчиков и подыскивали девочек-целительниц. Советы поселений были довольны таким порядком вещей. К тому же, у людей стало незазорным подкидывать собственных нежеланных детей. Раньше многие предпочитали относить их в лес или топить в океане, и мы ничего не могли поделать с этим, – Страж вздохнул. – В Долине раньше случались неурожаи и голодные годы, когда дети гибли сотнями, потому что их некому было кормить, но после постройки Общинных домов люди предпочитали относить сирот туда, а мы выхаживали изо всех сил...

– Моя мать жива? – спросил неожиданно Рамио. – Почему мой отец не пришел ко мне в эти дни? Почему он скорбит?

– Твоя мать умерла несколько лет назад, – отозвался Аррабах. – Твоя сестра живет в семье своей тетки и вполне счастлива. Твой отец... очень любил твою мать. Он ощущает себя виноватым и перед ней, и перед тобой. Это все очень непросто.

– Пусть собирается с духом, – махнул рукой слепец. – Время скорби кончилось, мы будем молится об умерших в храмах Та-Айю-кери.

– Прости, Рамио, но ты ведь знаешь пророчество, – вздохнул Аррабах. – Точно так же, как ты не можешь принуждать эту девочку быть рядом с тобой, мы не можем требовать, чтобы ты выполнил невозможное. Твое правление будет спокойным. Я уверен, что Айю пошлет нам новую надежду... в будущем.

– Это мое право, не так ли? – усмехнулся Рамио. – Если я даже не попытаюсь – зачем я тогда вообще родился?

Стражу нечего было возразить на это. Но один из учителей – как догадались по внешности путешественники, тоже артеас, смуглый и скуластый мужчина, принялся убеждать Рамио не делать глупости. Тот выслушал равнодушно и жестом приказал учителю замолчать.

– Благодарю за заботу, – пожал он плечами. – Я все-таки хочу попытаться.

– Попытаться? Что именно? – спросила у него Каона.

– Само по себе мое рождение еще не означает искупления, – вздохнул Рамио. – Я должен найти спрятанный храм, где хранятся те жемчужины, оставшиеся от наших женщин. Найти его без помощи остальных артеас. И проникнуть в него только с воздуха, – и он горько усмехнулся и добавил упрямо. – Я попытаюсь!